Таня Гроттер и посох Волхвов - Страница 37

Рядом со столом академика стояло зеркало из комнаты Тани, которое только что с соблюдением всех мер предосторожности перенес сюда Поклеп. Трещина на зеркале стала еще глубже, еще заметнее. Теперь это был уже не просто зигзаг – во все стороны от него разбегались тонкие нити. Казалось, с другой стороны зеркало покрывает мельчайшая паутина.

Горбун с Пупырчатым Носом не показывался. Однако ощущалось, что он где-то близко. Время от времени из-за стекла доносилось его хихиканье или на миг мелькала тонкая рука. Горбун хватал какое-нибудь случайное отражение и, как паук, затаскивал его в угол, где принимался рвать и комкать, точно старую бумагу. Отражения открывали рты в беззвучном крике и в панике заслонялись руками, как живые. Это было омерзительно.

А еще омерзительнее было то, что никто – ни Сарданапал, ни Медузия, ни Зуби с Поклепом – не мог ничего с этим поделать. Над зеркальным миром они не имели никакой власти, и Безумному Стекольщику это было известно.

Академик Сарданапал подбежал к Тане, слегка привстал на цыпочки (Таня уже была немного выше его) и с горечью воскликнул:

– Как ты могла? Зачем, скажи, ты вообще вселила в зеркало этот дух? А вдруг момент уже упущен и мы не успеем приготовить Тибидохс к осаде? Нет ничего хуже, чем получить предательский удар от той, кому доверяешь! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?

Таня смотрела на багровые щеки главы Тибидохса и на его прыгающие усы, пытавшиеся щелкнуть ее по носу. Она толком не понимала, что такого ужасного в ее поступке, но на всякий случай упрямилась. У нее еще с Москвы, от дяди Германа и тети Нинели, выработалась особая привычка реагировать на повышенный тон. Когда ее обвиняли в чем-то, она словно каменела внутри, сжималась и почти зримо представляла, как отскакивают от нее чужие слова и как они падают у нее ног. «Как от стенки горох! Проклятая дура!» – говорил Дурнев.

– Ну вселила я Зеркальщика и вселила! И что теперь, до вечера орать будем? Надо меня теперь живьем съесть? – ляпнула Таня.

На самом деле она отвечала дяде Герману, которого только что на миг представила на месте Сарданапала.

Академик осекся, будто Таня толкнула его в грудь. Он отступил на шаг, опустился на пятки, сразу став ниже Тани, и удивленно, словно впервые ее видел, уставился на девочку. Его глаза под стеклами очков казались больше и беззащитнее, чем были на самом деле. Тане стало стыдно, и она поклялась себе, что больше не станет оправдываться.

Сарданапал щелкнул пальцами. К нему на гнутых ножках подбежало старинное кресло с резной спинкой.

– Кажется, ты вообще не понимаешь, за что мы тебя ругаем… – грустно сказал академик, опускаясь в него. – Это плохо, что ты сразу не рассказала нам, что видела в зеркале. Но, по большому счету, это не самая большая твоя ошибка. Твоя главная – даже преступная – вина состоит в том, что ты произнесла заклинание вызова зеркального духа. Тебя не смутило, что это черномагическое заклинание из списка ста запрещенных. Ты даже не задумалась, по какой причине оно вообще попало в список.

Таня уныло покачала головой. Ей хотелось напугать Гробыню и досадить ей. Но едва ли для академика это будет весомый довод…

– Какие тут могут быть разговоры! Девчонка с белого отделения сыплет красными искрами направо и налево и запросто произносит черномагические заклинания! Да еще не простые, а запрещенную магию из списка! Ничего себе нравы! – вскипел Поклеп. – Предлагаю ее зомби…

– Довольно, Поклеп! Мы все оценили свежесть и новизну твоей мысли, – прервал его Сарданапал.

– Да, но…

– Я сказал: довольно! К обсуждению судьбы ученицы Гроттер мы вернемся позднее. – В голосе внешне беззащитного академика появилось нечто такое, что заставило Поклепа сразу замолчать.

А Сарданапал снова обратился к Тане:

– Вы, молодежь, почему-то считаете, что в списке есть случайные заклинания. Или что они вносились туда без должного обоснования. Не так ли?

Таня не ответила.

– Когда-нибудь ты поймешь, что там нет ни одного случайного заклинания!.. Ты хоть представляешь, что творится в Потустороннем Мире? Сколько там недовольных грозных сил, которым удалось избежать заточения за Жуткими Воротами? Они были бы рады сеять тут разрушение и смерть, но, чтобы прорваться в наш мир, им нужна лазейка. И этой лазейкой стало это проклятое зеркало, когда ты вселила в него Горбуна!

Горбун с Пупырчатым Носом вновь задребезжал стеклянным смехом. Он поймал отражение Великой Зуби и теперь разрывал его на длинные полосы прямо на глазах у той, кому оно принадлежало. Отражение съеживалось и старело на глазах. Вскоре от Великой Зуби осталась только голова – сморщенная, как у древней старухи. Горбун с Пупырчатым Носом небрежно подбросил голову на ладони и отшвырнул в затянувшую ее зеркальную глубь.

Великая Зуби отвернулась и отошла подальше от стекла. Теперь все преподаватели стояли так, что в зеркале ничего не отражалось, кроме стены кабинета и корешков магических книг из личной библиотеки академика. Горбуна, как видно, они мало интересовали. Он изорвал несколько книжных отражений, но быстро соскучился и уполз куда-то.

– Самое досадное, что не существует магии, которая бы его остановила, – печально сказал академик.

– А если разбить зеркало? – предложил Тарарах.

Глава Тибидохса хмыкнул.

– Да, мы можем разбить стекло. Эдаким надежным пещерным методом, старым как мир, – подтвердил он.

– И Безумный Стекольщик исчезнет?

– Вне всякого сомнения! Едва ли ему захочется жить в осколках! – охотно согласился академик.

Питекантроп просиял.