Завертевшись в ледяной карусели, Таня все свои силы тратила лишь на то, чтобы удержаться на контрабасе. Она не понимала, где земля, где купол, где трибуны, а где распахнутая драконья пасть. Везде был лишь снег. Где-то совсем близко, за вихревым мешком, слышался хохот Вихрило.
Внезапно сквозь метель Таня увидела распахнутую алчную пасть с алым сердечком гортани. Зная, что эта пасть сейчас поглотит ее и избежать этого все равно не удастся, малютка Гроттер размахнулась и что было сил метнула мяч, потеряв при этом равновесие. Вьюга подхватила ее и безжалостно зашвырнула в пасть вслед за мячом… Пасть захлопнулась.
Контрабас подбросило. Без смычка, оставшегося у Тани, он стал неуправляемым. Пуппер закричал. В следующий миг Гурия проглотил Гоярын, не разобравший впопыхах, за какую команду тот играет. Гоярын и Снежный дракон столкнулись, нанося друг другу удары крыльями. Защелкали челюсти – мощные, как капканы. Брызнула кровь, полетела чешуя.
– О небо! Какой душераздирающий финал! Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте!.. – патетично сказала Великая Зуби.
Готфрид Бульонский, лично знавший обоих, пригорюнился.
Фэны застонали. Гореанна не застрелилась лишь потому, что в ее сглаздамате закончились заряды. Тренер Пуппера за одну секунду постарел на двести тридцать лет. Магвокаты извлекли счеты и защелкали костяшками, просчитывая размеры страховки.
– НЕ-Е-Е-ЕТ! – закричал Прун.
Внезапно с громким хлопком сработал обездвиживающий мяч. Все заволокло розоватой дымкой. Снежный дракон разжал челюсти, почти сомкнувшиеся на крыле у Гоярына, и, полузакрыв глаза, миролюбиво спланировал на поле. Гоярын победно заревел за весь Буян, нескромно приписав успех своим бойцовским качествам.
– ГО-О-ОЛ! Одиннадцать – десять! Мы победили! – завопил Ягун, догоняя и подстраховывая от падения Танин контрабас, чудом не раздавленный столкнувшимися драконами.
Трибуны торжествующе взревели. Малютка Клоппик заулюлюкал, расшвыривая направо и налево запуки. Поклеп кинулся обнимать русалку. Тиштря и Графин Калиостров завопили было, что гол не засчитан, но вовремя посмотрели на Тарараха и передумали.
– Ладно, так и быть… Нелепая случайность! – буркнул Тиштря.
– Угу, дуракам везет. Так и быть, можете радоваться! Все равно мы потом подстроим вам какую-нибудь гадость! – добавил Графин, попытавшись как-то скрасить поражение.
Закружившись на месте, судьи запахнулись в плащи и, воспользовавшись тем, что Медузия сняла блокировку с заклинаний, поспешно телепортировали в Магщество Продрыглых Магций.
Холодно. Кровь стынет в жилах, превращаясь в колкие кристаллы. Таня спит и видит сон, что стала сосулькой. Она смотрит на свои прозрачные руки и ноги и боится сломаться. Так проходят века. Время не течет, а переваливается, точно глыба льда.
А потом внезапно что-то происходит. Таня понимает, что она в кабинете Сарданапала. Это уже не сон, а явь. Над Таней склонились Ягге и Великая Зуби. Стрелка часов показывает на скатерть-самобранку. Таня догадывается, что теперь время ужина, а значит, матч закончился самое большее час назад. Время оттаивает, возвращается к привычному течению…
– А где Пуппер? – машинально спросила Таня.
Ягге фыркнула и запыхтела вишневой трубочкой. Один из клубов ароматного дыма сложился в лебедя. Лебедь повернул длинную шею, посмотрел на Таню и, взмахнув крыльями, исчез.
– Мы победили, да? Что с Пуппером? – снова повторила Таня.
– Все нормально с твоим Гурием. Ссадины кое-какие есть, но до свадьбы заживет!
– Пуппер не мой! И свадьбы никакой не будет! – рассердилась Таня.
– Конечно, конечно. Чего ты меня убеждаешь? И не вскакивай. Лежи себе! – миролюбиво согласилась Ягге. – Кстати, знаешь, о чем спросил Пуппер, когда мы извлекли его из Гоярына?
– Ну и о чем? Небось про метлу?
– Он спросил: «Где Гроттер?»
Таня прикусила язычок.
– Мог бы и не по фамилии. У меня имя есть, – защищаясь, буркнула она.
Но провести Ягге и Великую Зуби было совсем непросто.
– Лучше о Ваньке подумай, сколько он у дверей изводился, бедный. Одних котлет штук десять съел – так переживал! Огурцов я уже не считаю! Сидит сам не свой, бледный, перед собой смотрит и котлеты ест… А майка такая старая, такая рваная!.. – укоризненно сказала Великая Зуби.
Ягге предостерегающе взглянула на нее, и Великая Зуби умолкла. Тане стало приятно, что Ванька изводится у двери, но она упрямо решила этого не признавать.
– Ничего он не мучается! Плевать ему на меня! Подумаешь, котлету съел, страдалец! – заявила Таня.
– Да что б ты понимала! Думаешь, настоящая любовь – это когда цветы и купидоны, как у твоего Пуппера? Любовь – это, милочка, как раз майки и котлеты! – неожиданно набросилась на нее Ягге.
Таня хотела возразить, но закрыла глаза и стала бесконечно падать куда-то. Она падала, падала и все никак не могла упасть. И снова ей казалось, что прошли века.
Когда же Таня вернулась к реальности, Ягге и Великая Зуби уже ушли. Рядом же с Таней в глубоком кресле сидел сам пожизненно-посмертный глава Тибидохса академик Сарданапал Черноморов.
Поняв это, Таня с трудом села на диване. Ее знобило.
На полу, похожие больше на тряпку, лежали Черные Шторы. От Штор пахло гарью, что не мешало им пребывать в прекрасном настроении и отражать что попало. Например, Дырь Тонианно в обнимку со Склеповой или тетю Нинель, мучительно пытавшуюся влезть в джинсы шестидесятого размера. Безумный Стекольщик исчез. Вероятно, Шторы одержали над ним верх, заставив Горбуна провалиться в преисподнюю.