Таня Гроттер и посох Волхвов - Страница 42

Пока бывший депутат и его супруга соображали, как смягчить опечаленного родственника, задребезжал дверной звонок. Все трое, даже четверо Дурневых (считая забугорного родственника и за вычетом таксы, которая, как священное животное, была лишена счастья иметь фамилию) испытали разную степень ужаса, выразившегося в принятии ими различных цветовых оттенков. Дядя Герман позеленел, тетя Нинель покраснела, Халявий посерел, а Пипа побледнела, вцепившись в золотого медведя весом в девять с половиной килограммов.

Медведь стал золотым благодаря Пипиной предусмотрительности. Когда вся сантехника, стиральная машина и даже холодильник были уже золотыми и наступил кризис жанра, Пипа догадалась завести Мидаса к себе в комнату и показать самовлюбленному самодержцу свою коллекцию мягких игрушек. Зверушки Мидасу понравились, даже очень.

Звонок продолжал дребезжать.

– А вдруг?.. – начал дядя Герман.

– Молчи! Умоляю тебя: молчи! Не произноси ничего на «Т» и на «Г»! Никаких «ТГ»!!! – взмолилась тетя Нинель, зажимая мужу рот.

Дурневы, наученные горьким опытом, давно уяснили одну простую истину. Когда кто-то звонит в дверь, последующие новости бывают трех видов: хорошие новости, скверные новости и… Таня Гроттер собственной персоной.

Вот и теперь Дурневы, настроившиеся на худшее, не удивились бы, окажись на пороге сама ужасная Таня – одна или в компании с толстым лопоухим подростком, карманы у которого оттопыриваются от запчастей к пылесосу.

Мысли у Халявия текли в другом направлении. Тани Гроттер он не боялся – у оборотня были свои пугалки: Малюта Скуратофф и костолом Бум.

– Я пошел! Умоляю, меня не беспокоить! – заявил он и, с усилием забившись в тумбочку, осторожно закрыл за собой дверцу.

– А как же в Трансильванию? Разве ты не улетаешь с первой же метлой? Или планы поменялись? – спросила мстительная тетя Нинель.

– Не надо шуток, мамуля! Не в этот опасный для родины час! – испугалась тумбочка.

Дядя Герман широко перекрестился, чего сложно было ожидать от председателя В.А.М.П.И.Р., и, подойдя к двери, повернул замок.

На пороге, пристально разглядывая его, замерла хорошо знакомая всем Дурневым фигура… Нет, это была не Таня и даже не Малюта Скуратофф, верховный судья Трансильвании и хранитель исчезнувшей реликвии… Это был всего лишь их сосед генерал Котлеткин – в новом кителе со всеми знаками отличия и в домашних тапочках.

Дурневы слегка оцепенели. С того самого дня, как дядя Герман лишился депутатских корочек, Котлеткины обращали на соседей не больше внимания, чем на урны в парке. А тут вдруг такое явление… «Такие лопухоиды да без намордника! Я прям зверею!» – говорил в таких случаях Баб-Ягун.

Генерал Котлеткин не стал рассусоливать и с ходу перешел в наступление. Одновременно он зыркал во все стороны заплывшими глазками и по военной привычке проводил разведку местности.

– Герман, дружище! – прогудел он. – Я к тебе по делу! Мне Айседорка говорит: может, Дурневы продадут нам свою квартиру?

– Нашу квартиру? С какой это радости?

Повелитель живых мертвецов, занесенный, как только что обнаружилось, в мифологическую историю наряду с древними божествами, ошарашенно уставился на соседа. Шпоры на его сапогах сами собой звякнули. В тот же миг генерал-снабженец испытал сильное смущение непонятного происхождения. Однако смущение это было очень кратковременным. Число генеральских извилин исключало саму возможность длительного психологического воздействия.

– Почему нет, Герман? Дела у тебя идут неважно, того и гляди арест на имущество наложат, а так моей Айседорке хоть будет где приткнуть свои китайские вазы. Так ты как, Герман, согласен? Мы хорошо заплатим. Не заставишь старого воина краснеть перед женой?

Едва Котлеткин договорил, как из-за соседней двери, точно чертик на пружинке, выскочила сама Айседорка – бойкая дамочка, похожая на осу. Она прошмыгнула мимо дяди Германа, ласково, точно Иуда, облобызала тетю Нинель и стала развивать перед ней свои замыслы.

– Ах, ах, ах, подружка, решайся скорее!.. Я уже все продумала! Эту вот стеночку мы снесем – на ее месте сделаем арочку. Обои оборвем, паркет перестелим… Это безвкусие – прочь! – кивок на любимую антикварную вешалку тети Нинели. – А вот тут будет бильярдная! Ненавижу звук стучащих шаров, здесь я его хотя бы не услышу.

– Мамуля, но это моя комната! – встряла Пипа, высовывая голову из планируемой бильярдной.

– Ах, ах, ах, рыбонька! Разумеется, у тебя будет своя комната, но другая… – захлопотала Айседорка, пытаясь отловить Пипу и пригвоздить ее к одному месту контрольным поцелуем. – Мы с Котлеткиным уже все за вас решили. В хорошее общество вас все равно больше не пригласят – без пропуска в Думу и без денег, извиняюсь за откровенность, кому вы нужны? Вы будете жить в Новопеределкине! Прекрасное недорогое место – иногда даже до Москвы можно доехать!.. Бомбоубежище свое есть! А главное, прозаики рядом с подругами гуляют, поэты за пивом шастают – хочешь не хочешь к культуре приобщишься! Ах, ах, ах! Сама б там жила, не виси на мне весь этот генералитет!.. А вам Новопеределкино самое то!

Хрупкий лед терпения тети Нинели треснул. Громадная, сильная, как грузчик, Дурнева грозно шагнула к зудящей Айседорке. Дядя Герман поймал супругу за локоть. В плутоватых мозгах бывшего депутата созрел план, как раз и навсегда поставить расхамившихся соседей на место.

– А сантехнику тоже менять будете? – вкрадчиво спросил он.

Айседорка окинула его оценивающим взглядом. «Ты взвешен на весах и найден очень легким», – ясно говорил ее взгляд.